Время гладить кошек [litres] - Ринат Рифович Валиуллин

зеркало, но голова оказалась на месте. В случае чего я всегда полагалась на себя, для этого достаточно было просто посмотреть на себя в зеркало и улыбнуться. На хрена мне такое, все помнят, чем закончились Мэрилин Монро и Грейс Келли.

Если бы не кино, у меня было бы море времени и я бы создавала проблемы из ничего. Потом я попыталась бы этот опыт продать, чем многие сейчас занимаются, достаточно открыть Инстаграм. Я бы занялась бизнесом. Чем занимается крупный бизнес – он создает проблемы из ничего и торгует этим.

Меня окружают завистники и циники. И это неплохо.

Ведь именно зависть является двигателем прогресса. Только она может сдвинуть людей на действие. Черная и белая, как пешеходный переход. Мне больше по душе белая. Черная – когда строят козни, белая – когда ты пытаешься сделать лучше, серая – когда ты завидуешь молча.

Да, иногда я снимаюсь за деньги, завистники твердят – шлюха! Да, в некотором роде, а кто не шлюха, когда рано утром идет на нелюбимую работу только ради зарплаты. Никто тебя не будет так преданно ждать, как работа. Мне тоже не нравится сниматься ради денег. С другой стороны, я знаю, что ничто не длится вечно под луной. Вот она, обратная сторона луны. Вряд ли мне в старости будут платить столько же. Бери, пока дают. Скорее всего это от бедного детства: пьющего отца-неудачника, не сумевшего сделать из моей жизни праздник. Пусть это и будет моим оправданием. Я не знаю ни одного артиста, который хоть раз в жизни не сидел бы на мели, без ролей, без денег. В такие моменты я вспоминаю, что где-то на обратной стороне Луны живут две мои сестры Вера и Надежда, и жить становится легче, проще, потому что есть на кого положиться хотя бы мысленно.

Моя тетя Надя и ее Феликс

Тетя моя была непростая. Она занималась физикой, довольно серьезно. Я до сих пор не понимаю, зачем ей нужна была я, при всей ее занятости. Возможно, потому что у нее не было детей и хотелось хоть как-то закрыть этот гештальт, попробовать, потому что тетя мне была двоюродной, все равно что из другой жизни.

– Ты думаешь, я все время была одинока? Нет, у меня были романы, один особенно бурный, – вдруг начинала она рассказывать мне о своих приключениях.

– Расскажи-расскажи-расскажи, – запричитала я, как маленькая девочка, которая умоляла купить ей куклу, замершую в искушении за витриной магазина.

– Сразу после университета я металась в поисках поддержки своих новых идей. Встречалась с другими учеными, было ли тем великим до меня дело? Конечно, нет. Я это поняла не сразу. Они встречали одинаково: «Как замечательно, что вы здесь. Надеюсь на благотворное сотрудничество». Как потом оказалось, так он встречал всех, кто ему нравился. И все физические опыты наши проходили в постели. Глупая девочка, я понятия не имела, как наука близка с наукой сна. И что путь к знаниям лежит через познания своей физики тела.

Одно меня радовало – путешествия. Я обогнула всю Европу, по тем закрытым временам это было похоже на чудо.

Мне казалось, я вернусь домой с новыми открытиями и наконец создам нечто очень нужное стране. Глупышка. Государство меня использовало. По сути, я была им завербована, через меня налаживались какие-то связи и уточнялись факты. «Крошка» как меня часто называли государство в лице директора нашего НИИ.

– Мы питаемся крошками с их столов посредством тебя, – говорил он мне, отпуская в очередной вояж. Лекции, выступления, симпозиумы – все это было интересно, но абсолютно бесполезно. Я была слишком хороша, чтобы ставить опыты. Мир ценил красоту. Были заманчивые предложения о работе в европейских вузах. Этот мужской клуб великих открытий был напрочь закрыт для женщин: Кюри – не Кюри, чтобы ты ни открыла, в курилке все мужчины будут говорить только о том, кому из них ты откроешь свою душу, а лучше вообще без души, просто физика. Теоретическая физика – это очень трудно, некоторые созданы только для практики.

Я была дурой, но не настолько, чтобы ставить на себе эти физические опыты. Я кусалась. Постепенно я начала понимать свою дешевую роль в этом физическом мире. Что такое красивая баба на ученом совете. Ученые мужья слетались на нее, как на мед, забывая о своих женах, во время фуршетов, банкетов и прений они шутили, флиртовали, выпендривались как могли. Для того чтобы понять намерения очередного шизика, мне достаточно было посмотреть в его глаза. Если в них не было огня, то и прикуривать было нечего, как бы они ни уверяли.

«Осторожно, злая, как собака» – отвечало мое выражение лица. Никто не хотел быть покусанным.

Только одному гению моя ненависть была нипочем. Возможно, потому что он меня не замечал, игнорировал. Правда, я сидела в зале, среди большого числа ученых, но все равно мне казалось, что меня игнорируют. Голос с трибуны царапал мое самолюбие, пытаясь заставить обратить на себя внимание. Я не ожидала, что сдамся так быстро. В очередной раз, на конференции по теоретической химии, его речь возбудила во мне такую химию, что я готова была отдаться ему прямо там же, в зале.

По-серьезному он занимался квантовой физикой как профессионал, а как любитель он искал вопрос на ответ, есть ли жизнь после смерти, пытаясь научным языком доказать, что энергия сознания и материя мысли есть нечто материальное, позволяющее человеку существовать в другом измерении.

– Тетя, а что такое отдаться?

– Отдаться – это значит согласиться на любые физические опыты.

– Ты стала подопытной.

– Именно, точнее не скажешь.

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

– Не знаю. Наверное, потому что я слишком одинока. И больше некому.

– Ты одинока? У тебя же куча подружек.

– Знала бы ты, как они мне все надоели, они же скучны до смерти. А умирать еще не хочется, хочется жить и радоваться жизни. Но когда ты понимаешь, что ты одна, а самая близкая из подруг – это твоя собака, которая дружит с тобой и лижет твои пятки по утрам только ради того, чтобы я вывела ее отложить на этот сраный мир, пардон за мой французский, но здесь точнее не скажешь. Здесь невольно хочется поделиться.

Мне было смешно и стыдно одновременно, нет, не за слова, дома я слышала от родителей и не такое, особенно когда они собачились между собой, стыдно было за Леску, которая валялась сейчас в ногах, на коврике, помахивая во сне